– Я хотя бы отвезу тебя.
– Не стоит.
– Значит, Сергей отвезет.
– Я сама доберусь. Я тебя просто видеть не могу.
– А вот тут уж дудки. Не хочешь меня видеть, на него полчаса посмотришь. Он тебе плохого ничего не сделал.
– Хорошо. Пусти, я схожу вниз, соберу учебники. Владислав спустился за ней следом и, зайдя к Сергею, сказал:
– Отвезешь Нику к родителям.
– Она одна едет? – спросил Сергей, отбрасывая книгу.
– Да.
– Там ждать?
– Нет.
– Вечером приехать, когда скажет?
– Она не скажет. Она уезжает, – Владислав прищурился.
– Как? – не понял Сергей.
– Не будь идиотом. Делай, что тебе говорят, – Владислав повернулся и пошел к себе в спальню.
Через несколько минут от двора отъехала машина. Он остался в доме один. Этот дом, который он всегда очень любил, сейчас напомнил ему склеп…
Появление Ники дома с заплаканными глазами и известие, что она ушла от Владислава, повергло родителей в шоковое состояние. Отец нервно закурил и, пока она раздевалась, ушел на кухню. Мать не знала, что говорить.
– Никуля, что случилось? – наконец собралась с силами мать, когда Ника, поджав ноги, уселась в углу дивана.
– Ничего, мамочка. Просто я ушла от него.
– Почему?
– Не спрашивай. Я все равно не смогу ничего тебе вразумительно объяснить.
– Как это?
– Вот так. Ничего не смогу объяснить и все.
– Что значит, ничего не сможешь объяснить? – В комнату вошел отец.
– Ничего, значит ничего, – Ника опустила глаза.
– Он что-то себе позволил? Чем-то тебя обидел?
– Нет. Он, так же как и вы, все хотел узнать, что случилось. Мы поссорились.
– Что, так поссорились, что нужно было уезжать от него?
– Просто я сказала ему, что ненавижу его, и решила уехать.
– Ника, что ты такое говоришь?! – отец растерянно и чуть ли не испуганно смотрел на нее. – Ни с того ни с сего такие вещи не говорят. Что он сделал?
– Ничего. Ни-че-го. Понимаешь, папочка? Ни-че-го! И я не знаю, почему наговорила ему гадостей, – она помолчала. – Я тебя очень прошу, оставь меня в покое. Не трогайте вы все меня.
Родители только переглянулись. Ника просидела почти неподвижно в углу дивана несколько часов, потом ушла в свою комнату. Николай Степанович взял телефон и ушел звонить на кухню. Как он и ожидал, трубку взял Владислав, притом практически сразу.
– Влад, что произошло? – без приветствия спросил он.
– Не знаю. Это не поддается никакой логике, и за минуту я этого объяснить не смогу, – у Влада был совершенно измученный голос.
– Что делать будем?
– Сейчас я возьму Серегину «мазду» и подъеду к вашему дому. Вы выйдете, и я попробую вам рассказать, как все было. Устроит?
– Да. Я жду.
Николай Степанович сослался на то, что у него кончились сигареты, и ушел. Ника вышла из своей комнаты, посмотрела на расстроенную мать и сказала:
– Я знаю, что никакие сигареты у отца не кончились. Он с Владом хочет поговорить.
– Даже если так, что здесь плохого? – мать внимательно смотрела на нее.
– Ничего. Самое ужасное, что я люблю его. Я не знаю, что со мной происходит, – Ника села и заплакала. – У меня такое ощущение, что за меня говорит кто-то другой и совсем не то, что мне хочется сказать. А он… он даже голоса на меня не повысил ни разу… Помнишь, я когда-то говорила, что у меня было какое-то странное желание делать ему больно? Это почти то же, но я говорю то, чего не хочу…
– Но ведь без причины этого быть не может?
– Я никак не найду сама эту причину.
– Успокойся, не нужно плакать. Все как-то уладится, – мать села рядом и обняла ее за плечи.
Николай Степанович дошел до угла дома и остановился. Через несколько минут подъехала красная «мазда» и водитель открыл дверь. Николай Степанович сел в машину. За рулем сидел Владислав.
– Добрый вечер, – вяло поздоровался он.
– Если можно его назвать добрым, – хмуро ответил Николай Степанович. – Куда мы едем?
– Сейчас где-нибудь остановимся и поговорим, – ответил Владислав.
– Что произошло? – не дожидаясь, пока он остановится, спросил Николай Степанович.
– Я не знаю, что произошло и что происходит вообще. Это все началось вскоре после того, как Нику выписали из больницы. Поначалу, вы знаете, все было хорошо. Я ожидал намного худшего, но все было вполне прилично. А потом ее совершенно без причины словно подменили. Она с каждым днем стала впадать в депрессию все сильнее и сильнее.
Я ничего не мог сделать. Все мои попытки успокоить ее натыкались как на глухую стену, и чем осторожней я пытался подойти к ней, тем хуже это оборачивалось. Три недели назад она наговорила кучу гадостей Рите и Эрику, когда они объявили, что женятся. После этого она стала совсем… я даже слова не подберу… – Владислав запнулся. – Странной, что ли? Мы ведь дома с ней даже не разговаривали. Она на любой мой вопрос отвечала «не знаю» или «ничего». Об, извините, каких-то близких отношениях я вообще не говорю. Когда я попытался сделать это в последний раз, мне большей взаимностью ответила бы снежная баба. Сегодня я сказал, что мы едем в Швецию. Я уже все утряс с документами. Думал, сделаю ей приятное. Она отдохнет, успокоится, все придет в норму. Из-за этого все и началось. Когда я вернулся из Штатов, она просила никогда больше не оставлять ее одну. Сегодня она сказала, что в Швецию я поеду сам. Тогда я напомнил ей ее слова. Не знаю, что на нее нашло, но она наговорила мне такого, что трудно передать. С ней началась настоящая истерика. Она кричала, что в том, что у нас случилось такое с ребенком, виноват только я. Я был виноват в том, что она осталась и не поехала со мной, виноват в том, что был с ней слишком мягким… вообще во всем виноват. В довершение всего она мне по физиономии съездила непонятно за что. Потом начала кричать, что ненавидит меня и уходит. Все, что мне удалось, это только послать Сергея, чтобы он подвез ее.